Церковь - бизнес?

Современный сатанизм как философия и основанная на ней религия был сформулирован в США в 1960-е годы Антоном Шандором ЛаВеем, собравшим вокруг себя самых разных людей и посвятившим жизнь творчеству и изучению особенностей человеческого поведения.
В 1966 году ЛаВей основывает Церковь Сатаны, а три года спустя, в 1969, публикует «Сатанинскую библию», в которой описываются основы сатанинского мировоззрения.
Вскоре сатанизм приобретает официальный статус и заносится в реестр признанных вооружёнными силами США религий, проводятся первые сатанинские крещение, свадьбы и похороны, вызвавшие интерес прессы. Осенью 2004 года Британские вооружённые силы был официально зарегистрирован первый сатанист и сатанизм был внесен в реестр США , как одна из практикуемых в мире религий.
Самой популярной сатанинской организацией является – Церковь сатаны, которая не разглашает точной численности, но приблизительная численность её составляет несколько тысяч членов. Центр данной церкви находится в Нью-Йорке и возглавляет её на посту верховного жреца Питер Гилмор.

Из песни слова не выкинуть.

 

Наши (русские, украинские) сатанисты считают себя последователями Алистера Кроули, к Лавею относятся пренебрежительно - как к жалкому подражателю. (правда, до старости почему-то не доживают)
(Это не из интернета)

Может в США их и зарегистрировали, как безобидное пугало?

 

Есть еще люди для которых Вера в Бога это образ жизни. Но есть и те кто ходит туда как на работу. Кажды крутится как может. И восновном играет немножко чувство зависти я думаю.

Можно открыть ветку. Работа как средство стырить для себя с производства. Ведь все наверное этим грешны? И что будем высмеивать простых работяг?

Деньги, власть и итог зависть........

 

Я считаю что все таки человеческий фактор очень важен в таком вопросе. В храме у нас в городе есть батюшка катается на джипе какой то марки. Нужно отметить что этот храм чуть ли не один из самых посещаемых в городе. А лет пять -семь назад был там другой батюшка. Этот до сих пор ездит на велосипеде. Но его перевели в какую то пригородную не очень видимо прибыльную церковь. Лично знаю парня у которого отец священник а он с ним вместе службы служит. Сам батюшка может за воротник заложить, а сын его живет даже не в юридическом а в гражданском браке с девушкой. Так что все решает человек сам, и никто за него.

 

Читал "итервью" одного священослужителя недавно,так он пишет,что нигде,ни в библии,ни в каких-то других источниках не сказано что церковь это бесплатное "учреждение"! Вообщем выставил он все так,что это их профессия! А зачем нам-то мозг парить тогда?И так уже никто не видит смысла ходить в церковь,все платно,записки-деньги,свечи-деньги и т.п. Навсем с..ки наживаются,в том числе и на вере-единственном что останется в человеке!

 

По мимо пожертвований прихожан была еще и поддержка большая государством часть всех налогов в стране отдавали церкви.

 

До 18 века в России церковная десятина — налог в пользу церкви (десятая часть дохода, отдаваемая для церковных нужд). Естественно, с санкции государства, а не добровольно.
Также у церкви были землевладения, на которых трудились крепостные.

 

Возьмём православных. Если цена, например, за свечку не удовлетворяет Вас или денег нету на эту свечку, то можно заплатить, сколько нужным посчитаешь, или вообще не платить. "Персонал", в реале, начнёт возмущаться, но "обслужить клиента" будет обязан всё равно, типа по-божески чтоб было.

Так что всё несколько преувеличено.

 

Источник: сайт "Образование и Православие" <a class="postlink" href="http://www.orthedu.ru/ch_hist/shmelev.htm" onclick="window.open(this.href);return false;">http://www.orthedu.ru/ch_hist/shmelev.htm</a>

 

И с чего это монарх такой богатый... Наверное он - владелец заводов, газет, параходов... И чтоб хоть копейку из казны взять - да никогда!

Спойлер: Церковь живет на деньги атеистов.

Церковь живет на деньги атеистов.

А теперь настала пора открыть главную тайну церковной экономики: Церковь живет на деньги атеистов.
д. Андрей Кураев

Статья А. Кураева "Откуда у церкви деньги" не могла не заинтересовать. Да, действительно, "откуда?" Очень интересный вопрос, мне всегда хотелось знать на него ответ. И я думал, дьякон А. Кураев сейчас поможет мне в этом.

Для тех, кто не знает , поясним - дьякон А. Кураев известный в соответсвующих кругах церковно-православный публицист. Напомним, что в своё время он был "дипломированным атеистом". Окончив филфак МГУ и получив высшее образование, он специализировался на пропаганде атеизма. Но, как мы знаем, гос. финансирование атеизма в средине 80х практически прекратилось и А. Кураева , по его собственному выражению, "Господь взял и привел" в РПЦ(м). Видимо уже тогда А. Кураев знал, что у церкви есть деньги, правда не знал откуда они. Настоящий специалист нигде не пропадёт.
Если провести аналогию с системой образования , где есть начальное, среднее и высшее и с системой церковно-образовательной иерархии, где так же имеются три основных, принципиально отличных друг от друга ступени, то звание дькона, которое носитА. Кураев, соотвествует среднему церковному образованию.
Если же провести аналогию между плотским и духовным рождением человека, то в этом аспекте А. Кураев, без всякого сомнения, является духовным гибридом, бастардом. Именно это и делает его неким связующим звеном между совершенно отдалившеийся в духовно-идейном плане от народа церковью и общей массой более или менее здраво мыслящих людей. Он частично понимает и тех и других, хотя по-существу и не принадлежит ни церкви ни свету. И судя по названию его статьи, он кажется понял, откуда у церкви деньги. Но не будем забегать вперёд, а пройдём немного вместе с мыслями выдающегося популизатора православия.

Не запах ладана и воска встречает посетителя у входа во многие православные храмы – а звон монет и разговоры о деньгах. - пишет он в самом начале статьи.
Если человек знает Евангелие – он тут же вспоминает, что Христос изгнал торговцев из храма. Если человек Евангелия сам не читал – что ж, рано или поздно найдутся “доброжелатели” из какой-нибудь секты, которые не откажут себе в удовольствии ткнуть пальцем в чужой грех. С гневным возмущением они обратят ваше внимание на очевидное противоречие между жизнью православной церкви и Евангелием…Но ведь Евангелие читают и православные священники. Почему же в наших храмах звенят деньги?

Да, начало и в самом деле несколько удивительное. (Любопытно, основано ли это меткое наблюдение на личном восприятии автора.)
Можно подумать, что далее в статье автор опровергнет это заявление, ан нет. Он не только не собирается опровергать, но в нескольких абзацах доказывает, что это единственно возможное положение вещей. Вспоминая известную евангельскую историю об изгнании Иисусом из храма торговцев, он утверждает, что она не применима к социально-экономическим условиям существования русского человека.
Деньги в храме – это плата за то, что мы живем в условиях, весьма отличных от той культурно-бытовой среды, в которой складывались устои православной жизни. Это наша плата за то, что мы живем не в традиционном обществе, не в крестьянской общине. Мы – жители городов, вдобавок северных, а отнюдь не палестинских или греческих.
Вот так. Хочешь жить в горорде, да ещё северном - плати церкви деньгами. Прямо в храме. Весьма подозрительное умозаключение. Не столько в том смысле, что оно явно логически дефективно, сколько в том, что при его естественном развитии возникает совсем другая мысль. Если уж мы не палестинские крестьяне, а городские русичи и живём совсем по-другому, может и все устои православия нам не подходят, а деньги тут вовсе не причём? Но оставим этот вопрос - сегодня он не является целью нашего рассмотрения. Мы же продолжим идти вслед за мыслями дькона.
Часть того, что человек заработал, он в виде денег приносит в храм. Эти бумажки он меняет на то, что не сделал сам, но что нужно для службы в храме: на свечи, хлеб (просфоры), вино, масло, ладан… Для постороннего взгляда здесь происходит явная торговая операция: деньги меняются на предметы. На самом деле все иначе. Человек принес свою жертву. Но ведь денежную купюру не зажжешь вместо свечи, а монету не положишь в кадило вместо ладана. Что ж – Церковь заранее позаботилась о том, чтобы нужные вещества были заготовлены. Свечу не нужно делать самому и везти в храм через полгорода. К церковному порогу прихожанин может поднести свою жертву в виде монетки, а уже внутри храма идти со свечой в руке.
Да , для постороннего взгляда всё это не выглядит, как торговая операция. Человеке приносит деньги, а уходит без них. И без купленного товара. Для постороннего взгяда это выглядит ещё более подозрительно, чем торговая операция. Хотя, в общем, нельзя не согласится с той идеей, которую автор хочет высказать в завуалированном виде - человек может распоряжатся собствеными деньгами, как ему заблагорассудится. Однако, возвращаясь к вопросу о деньгах, заметим, что А. Кураев не прав в главном. Верующий как правило приносит деньги в храм не для того, чтобы их пожертвовать, а для того чтобы ему оказали конкретные услуги. Крестины, венчание или погребение - всё это платные услуги. Даже чтобы передать на алтарь записочку о поминовении, надо приложить к ней определённую сумму денег. ( кстати, насколько я знаю часть бо'льшая часть этих дененг так и остаётся у священников, дьяконов и др. служетелей культа.)
Вероятно поэтому дькон А. Кураев вспоминает налоговую инспекцию.
Налоговая инспекция видит здесь акт торговли. И, конечно, требует поставить кассовые аппараты в храмах и уплачивать “налог с продаж” свечей и просфор. В чем тут неправда? – Человека понуждают давать жертву совсем не тем, для кого он ее принес. Человек принес свою жертву в храм, а налоговая испекция говорит: нет-нет, вот эту часть мы берем себе. Если люди сегодня больше доверяют Церкви, чем государств – разве в том вина Церкви?
Законодательство гласит, что если предприниматель часть своей прибыли жертвует на церковь, пожертвованная сумма исключается из его налогообложения. Так почему же это правило нередко забывается, когда речь идет о тех копеечках, что живые и небогатые люди (а не юридические лица) приносят к храмовому порогу?
Мы не видим в этом акта купли-продажи.
Да, в среде людей занимающихся финансовыми операциями принято обвинять налоговую инспекцию в завышении налоговых требований. Дькону А. Кураеву не хочется платить налоги государству? Что ж, он не первый. Ещё две тысячи лет назад фарисеи искушали Христа точно таким же вопрсом - позволительно ли давать подать Кесарю, или нет? ( Мат.22,17). Либо уважаемый дькон просто фарисействует, либо опять, как и в случае с тороговцами в храме, древняя христианская мудрость опять не применима к нашим условиям жизни. Ну да бог с ними, с фарисеями.
Ведь дькон А. Кураев открывает нам свою " главную военную тайну"-
А теперь настала пора открыть главную тайну церковной экономики: Церковь живет на деньги атеистов.
Признаться, очень интригует. Может хоть теперь автор "пошутил", чтобы создать напряжённый момент в своём повествовании? Так сказать, литературный приём? Нет. Он совершенно серьёзен. Опять , в нескольких абзацах он поясняет свою весьма подозрительную мысль, которую далее формирует в более развёрнутом виде:
Вот парадокс городской церковной жизни: постоянные прихожане, подлинные духовные дети священника денег в храм практически не приносят. Храм же живет не на пожертвования прихожан, а на деньги “захожан”. Прежде всего – на деньги тех, кого приносят в храм дважды в жизни: первый раз, чтобы крестить, второй раз - чтобы отпеть. Вот эти практические атеисты, не знакомые ни священнику, ни прихожанам, и передают свои деньги в церковный “свечной ящик”.
Два совершенно потрясающих момента настолько бросаются в глаза, что даже начинают появляться сомнения - уж не является ли дькон А. Кураев, атеистическим "шпионом", внедрённым в самое сердце РПЦ? ( Хотя нет, явно не в сердце. Вероятно в другое место .)
Первый момент - дькон А. Кураев открыто характеризует церковь, как паразита, питающегося соками окружающих и не принадлежащих к нему людей. Здесь мы не можем с ним поспорить. И дело тут не в свечных ящиках. Когда баснасловные деньги тратятся на восстановление храмов из- государственной казны ( вспомните хотя бы московског мэра! да и другие градоначальники часто помогают церкви из бюджетных денег. ), тратятся деньги налогоплательщиков, более половины которых не являются адептами отделённой от государства церкви. Но говорить об этом так в открытую...
И второй момент - выходит, "захожане" , люди которые приходили в церковь , чтобы хоть как то приблизится к богу, и сделать это не "на халяву", как "подлинные духовные дети", для священнка или дькона, берущего с них за это деньги представляются "практическими атеистами". Такое отношение к прихожанам , или по выражению автора "захожанам" , по меньшей мере оскорбительно. И тут с автором категорически согласиться нельзя.
Но зато какой чудесный механизм обрисовал нам дькон А. Кураев. Коротко перескажем то, что получилсь:
Атеисты очередью идут в храм. Креститься. В храм они хотели бы принести дары богу, свечки и просфоры, так хоть и атеисты, но понимают, что всё их благосостояние и счастье зависит от господа бога, в которого, однако, не очень то верят. Но свечеки то они дома сделать не могут, поэтому идут в храм с деньгами. В храме они отдают свои деньги попам, чтобы те могли оплатить себе зарплату и смогли воспитывать своих "подлинных духовных детй". И, покрещенные, уходят, оставаясь атеистами, чтобы вернуться лишь к отпеванию.
Вызывающая нелепость этой модели прямо приводит к следующему выводу. Дькон А. Кураев намеренно искажает действительность, чтобы скрыть за рассуждениями о "свечном ящике" истинные источники финансирования церкви. Только что, проявив всеобъемлющие знания про источники финансирования церквей других конфессий и стран, он начинает , извините, лепетать про свечки-просфорки.
Всё что он пишет про эти самые свечки-просфорки вообще не является для церкви источником финансирования. Это всё даёт лишь некоторый приработок приходским попам и прочему храмовому персоналу. Именно на просфорах толстеют местные батюшки, отращиающие пузца под объёмистыми рясами. ( Действительно, видели ли вы хоть раз худого православного попа? Разве что раз...) Именно за их сытость и вступается дькон А. Кураев своей статьёй, так и не сказав про то, откуда у церкви деньги. Чуть-чуть поможем ему в этом.
1-ый источник поступление денег в церковь - это налоговые и таможенные льготы на коммерческие операции проводимымые всеми официальными релегиозными организациями и прежде всего РПЦ, предусмотренные в российском законодательстве. Именно это, кстати, и обуславливает повсеместный рост разных церквей и сект. (Похожие налоговые льготы имел не так давно печально известный фонд спорта. Фирмы, им зарегестрирорванные, могли безпошлинно ввозить и продавать алкоголь и спиртное. Интересно, что РПЦ имеет, во всяком случае долго имела подобные льготы.)
2-ой источник, и на него справедливо указывал дькон А. Кураев, заключается в изъятии из налогооблажения пожертвованных религиозной организации денег. Здесь процесс пожертвования можно сделать взаимовыгодным. То есть большая часть пожертвования тут же возвращается пожертвовашему. В результате получается, что деньги выводятся из под налогооблажения с минимальными потерями. Не известно, занимается ли этим именно православная церковь, но возможность это делать у неё определённо имеется.
3-ий же источник особо значим именно для РПЦ. Это финансирование церкви государственными структурами различных уровней. Обычно этим занимаются главы администраций и мэры городов с целью поднятия своей элективной популярности. Сюда включается и прямое финансирование церкви, постройка и реставрация культовых сооружений, передача земли и ценностей в собственность церкви. Понятно, что когда государство вкладывает деньги в церковь для создания своей иделогической базы (а именно эту функцию несла церковь в дореволюционной России), то ни о какой "жертве богу " и речи быть не может, тем более, что церковь всё ещё формально отделена от государства. Речь в данном случае идёт о нецелевом использовании государственными чиновниками денег налогоплательщиков, большинство из которых не являются православными христианами, в политических и, часто, личных целях.
Именно эти источники и формируют весьма значительные финансовые потоки, проходящие через церковь. Разумеется дькон А. Кураев ещё очень далёк от этих финансовых потоков. Если именно это привело к тому, что он так неудачно раскрыл финансовые механизмы приносящие деньги церкви, то, мы надеемся, что наша критика заставит его подумать и написать более правдоподобную статью о церковных деньгах.

Выскажу теперь своё личное мнение по этому поводу. Вообще, за услуги, оказываемые в храме нелбзя брать никакие деньги. Ни рубли ни доллары, ни сербро ни золото, ни баранов, как это делали те же иудеи. Нельзя брать с человека деньги за его желание общения с богом. Нельзя брать деньги за посредничество между человеком и богом. Ведь если верить тем же правослованым попам, церковь - это тело христово. А вы помните, чтобы Христос хоть раз попросил у кого денег или взял их? Но, повторяю, это всего лишь моё личное мнение.

Димьян Небедный.

И ещё: <a class="postlink" href="http://corruption.rsuh.ru/books/5-7281-0453-3.shtml" onclick="window.open(this.href);return false;">http://corruption.rsuh.ru/books/5-7281-0453-3.shtml</a>

 

Спойлер: ЭКОНОМИКА РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

ЭКОНОМИКА РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

Николай Митрохин

Трехслойный пирог церковной экономики

В экономическом отношении Русская православная церковь представляет собой гигантскую корпорацию, объединяющую под единым названием десятки тысяч самостоятельных или полусамостоятельных экономических агентов. Точное число этих агентов определить невозможно, но только по официальным данным РПЦ имеет не менее 19 тысяч приходов, каждый из которых зарегистрирован как самостоятельное юридическое лицо[1], и примерно такое же число священников. Кроме того, есть еще приблизительно 500 монастырей, около 130 епархиальных управлений, а также неизвестное число коммерческих структур, действующих при храмах или контролируемых отдельными священниками.

Совокупный ежегодный доход церковных структур (включая наличные деньги, зарабатываемые РПЦ, и спонсорские пожертвования) составляет сумму около 500 миллионов долларов. В масштабах российской экономики это немного — недельный доход от экспорта нефти или годовой оборот одного крупного металлургического комбината, но и не то чтоб мало — можно год кормить десяток дотационных регионов.

Несмотря на такой размах экономической деятельности, РПЦ, как и другие общественные организации, — и в отличие от большинства корпораций — по уставу не ставит своей целью извлечение прибыли, а декларирует первоочередность идеологических (вероучительных) задач. Примат идейного над материальным оставляет решение экономических вопросов как бы на втором плане. Поэтому пакет «базовых услуг» (служба в храме, исповедь, причастие, а также иногда обряды крещения и отпевания) предлагается потенциальному потребителю вроде бы бесплатно, хотя реально тот оплачивает их, покупая требующиеся для ритуалов свечи. Дополнительные услуги — специальные «службы» (поминовение, чтение акафистов святым и т. п.) и «требы»[2] (крещение, отпевание, освящение жилья и предметов и т. п.), — а также ритуальные предметы и литература оплачиваются отдельно.

Казалось бы, экономика РПЦ находится в прямой зависимости от количества приходящих в храмы людей. Однако в реальности примат идеологии позволяет решать экономические задачи во многих случаях без оглядки на реальное число прихожан: в благоприятных для церкви условиях — через контакты с властями и бизнесом, в неблагоприятных (например, в нищей провинции) — за счет мужества и стойкости духовенства, выражающихся в том числе и в готовности служить бесплатно.

Современное экономическое устройство РПЦ основано на принципах архаичного «вотчинного» уклада[3], когда жесткое административное подчинение по вертикали Патриархия—епархия—приход (монастырь) обеспечивается за счет предоставления нижестоящим этажам широких экономических прав, или, используя ту же средневековую терминологию, «кормлений». В результате в экономическом плане церковь как организация образует «трехслойный пирог», на каждом уровне которого имеются свои источники доходов и способы ухода от налогов. Конечно, существуют формальные механизмы перечисления средств по вертикали вверх (в значительной мере как реликт отношений, навязанных советским государством), однако они практически не используются. На последнем Архиерейском соборе 2000 года. Патриарх пожаловался, что перечисления епархий составляют всего 5% бюджета. Патриархии и этих денег хватает только на два месяца нищенского финансирования Московской и Санкт-Петербургской семинарий[4]. А еще через год и вовсе московские духовные школы (включавшие академию и семинарию) были переданы на кошт Троице-Сергиевой лавры — крупнейшего и богатейшего российского мужского монастыря, на территории которого они и расположены.

Дебет: безнал

Доходы РПЦ как организации мы делим на наличный денежный оборот и безналичную помощь. Как известно, сейчас РПЦ в России одновременно восстанавливает что-то около девяти тысяч храмов. Государственные, общественные и коммерческие организации, частные лица оказывают ей в этом содействие. Столкнувшись в начале 1990-х годов с нецелевым использованием пожертвованных средств (самая скандальная история — полностью разворованный фонд строительства храма на месте расстрела семьи Николая II в Екатеринбурге), спонсоры теперь помогают церкви строительными материалами, оплатой коммунальных расходов и услуг. Абсолютно все крупные проекты по возведению и реконструкции храмов за последнее десятилетие профинансированы либо государством, либо подобными спонсорами. Пожалуй, нет ни одного, даже небольшого храма, реконструкция которого была проведена на его собственные деньги или средства епархии. Важно, что по законодательству спонсор, жертвуя деньги на благотворительность, уменьшает свою налогооблагаемую базу на сумму пожертвования (но не более 3% от прибыли).

Другим источником безналичного дохода является широко распространенная трудовая помощь со стороны верующих людей: роспись храма «во имя Христа» или постройка иконостаса по «православным расценкам» могут обойтись на порядок ниже средних цен, хотя при этом труднее гарантировать их качество.

Еще одним видом доходов церкви является пожертвование продуктов «на канон» — специальный стол в храме. Как правило, «на канон» кладутся хлеб, сладости, домашние соленья, которые потом либо используются на кухне приходского дома, либо в благотворительной столовой (если она есть), либо для раздачи бомжам и малоимущим. Особенно большое значение «канон» имеет для монастырей, которые в настоящее время не способны полностью обеспечить себя продуктами питания. Бывший учащийся семинарии в Троице-Сергиевой лавре рассказывал автору, что был поражен, попав в кельи монахов, поскольку «они все были заставлены баночками с какой-то едой, которую им приносили их постоянные прихожанки на службу».

Результаты подобной спонсорской и волонтерской помощи, при которой священники не получают на руки денег, меж тем как православная инфраструктура восстанавливается, зачастую бывают очень значительными и могут намного превышать прямые доходы церкви. В качестве типичного примера можно привести один из подмосковных приходов, имеющий маленькую общину и годовой оборот всего в 1,5 тысячи долларов. Однако на другом берегу реки располагается небольшой городок, богатым жителям которого, по словам старосты церкви, «нравится показывать своим гостям рукой на храм и говорить: „Вот видите кованную решетку? Я поставил!“» Благодаря стараниям такого рода спонсоров и бесплатному труду членов общины приход за четыре года сумел провести капитальный ремонт и возвести несколько хозяйственных построек.

Вычислить объемы подобной помощи и оценить ее точно не представляется возможным. Однако очевидно, что она составляет не менее двух-трех сотен миллионов долларов ежегодно (не считая эксклюзивных проектов типа московского храма Христа Спасителя). Она заметно превышает суммарный наличный оборот всей церкви и является как бы вторым церковным бюджетом.

Дебет: наличные деньги

Впрочем, сама церковь считает помощь жертвователей делом ненадежным и временным. Гораздо большее значение для нее имеют постоянные источники дохода, от которых духовенство и приходы получают наличные средства.

На низовом, приходском уровне постоянный доход складывается из трех составляющих: прибыль (до 6000% (шесть тысяч процентов))[5] от продажи свечей (60–70% всего оборота храма), продажи «товара» (литература, иконы, крестики и прочее), исполнения треб и служб. Две последние составляющие совокупно дают примерно 30–40% дохода. При этом в крупных и известных храмах процент дохода от свечей ниже (хотя цены на свечи выше), за счет престижности исполнения треб именно в «главном» храме города (области). Непостоянными и, как правило, никак не учитываемыми доходами храма являются «кружечный сбор» (деньги, собираемые во время службы, которые тут же делятся между священником и работниками храма) и упоминавшиеся выше пожертвования частных и корпоративных благотворителей. Так, например, предметом большого скандала в Москве в 1998 году стал отказ игумена Мартирия (Багина) из храма Всех Святых на Кулишках передать приходу трехкомнатную квартиру в центре города, пожертвованную ему лично одним из банков. Епархиальное начальство, ставшее инициатором скандала, в правовом отношении ничего не смогло поделать с не желавшим «делиться» строптивым монахом и в результате ограничилось церковно-административными мерами, запретив его в служении.

В непостоянные доходы мы можем отнести и побочную коммерческую деятельность священников — от мастерских по производству надгробных камней и челночной деятельности до алкогольных минизаводов и операций с ценными бумагами. Особо широкое распространение в последние годы получил и такой вид церковного бизнеса, как сдача лишних, в том числе недавно возвращенных, помещений в аренду. Примечательный в этом отношении случай произошел в Ульяновске в 1999–2000 годах. Там епархиальное управление отсудило у городских властей принадлежавшее ей до революции здание, в котором ныне размещается кафе-мороженое «Баскин-Роббинс», вложившее, естественно, в реконструкцию свои средства. Получив здание под церковные нужды, епархия предложила мороженщикам заключить договор на аренду, но уже с новыми собственниками. В результате начавшегося скандала областной суд пересмотрел свое решение, а судья, принявшая решение в первой инстанции, была исключена из коллегии за пристрастное отношение к делу.

Хотя наличные доходы храмов очень сильно разнятся в зависимости от их местоположения, степени «раскрученности», компетентности клира и экономической ситуации в регионе, можно с уверенностью говорить о том, что годовой оборот мелкого сельского храма составляет не менее тысячи долларов, городского — от трех тысяч, крупные храмы в райцентрах получают от 8 тысяч, кафедральный собор или другие большие храмы в областных центрах — от 80 тысяч. То же можно сказать и о монастырях: наряду с крупными и известными обителями, запахивающими десятки гектаров земли, принимающими тысячи паломников и туристов в день и имеющими обороты в сотни тысяч долларов, имеется много мелких, клир которых живет только за счет высаженной по весне картошки и «канона».

Суммарный годовой оборот наличности семи с половиной тысяч приходов РПЦ на территории России достигает 100–150 миллионов долларов.

Доходы епархиальных управлений

Епархиальные управления имеют свои источники дохода, лишь отчасти связанные с деятельностью приходов. Налог на приходы (если он собирается) и прибыль от работы епархиального склада дают по нашим расчетам чистую прибыль примерно в 100 тысяч долларов в год. При этом, в отличие от приходов, епархиальное управление, как правило, очень мало тратит на оплату текущих расходов и даже выплату зарплаты своим сотрудникам, перекладывая эту задачу на плечи кафедрального собора. Если учитывать, что сейчас на территории России примерно 70 епархий, то получается, что минимальный годовой доход епархиальных управлений равен примерно 7–8 миллионам долларов. При этом распределяется он крайне неравномерно: епархиальные управления центральной России — такие, как Воронежское, Нижегородское или Московское областное, насчитывающие каждые более чем по 300 приходов и несколько известных монастырей, — оперируют несколько иными суммами, чем Магаданское или Абаканское, где число приходов не превышает двух десятков.

Доходы от прочих источников деятельности — от организации демонстрации «гастролирующих святынь» до собственных заводов (самый известный — «Святой источник») — учету не поддаются и могут значительно превышать суммы, получаемые в виде налога с приходов. Хотя, впрочем, именно по «Святому источнику» прибыль епархии известна. В соответствии с договором, заключенным еще в 1994 году, Костромская епархия получает фиксированный доход в размере 250 тысяч долларов в год[6]. А в Екатеринбурге оппозиционеры из числа местных священников, бунтовавших из-за попыток епископа поставить под свой контроль финансовые потоки нескольких богатых приходов и принадлежавшей одному из монастырей ювелирной фабрики, публично раскрыли сведения, что епархиальное управление в ходе демонстрации «гастролирующей святыни» за месяц заработало около 130 тысяч долларов.

К тому ж епархиальный архиерей (сиречь епископ) входит в областную «верхушку» и в этом качестве имеет персональных спонсоров среди представителей как старого промышленного генералитета, так и новой бизнес-элиты, которым престижно иметь в качестве «друга семьи» главное духовное лицо региона. Информация о таких контактах, как правило, не афишируется, но провинциальные газеты полны милых историй — про то, например, как покойный уже митрополит Нижегородский благословил крестный ход вокруг машиностроительного завода «Красное Сормово», спасая его от недружественного поглощения компанией Кахи Бендукидзе (2000 год), или что епископу Сыктывкарскому нефтяники подарили Land Cruiser с надписью «епископ Питирим» на капоте (1998 год).

Кредит

На что же тратятся немаленькие в общем-то деньги, составляющие доход церкви? Ответить на этот вопрос будет сложнее, чем на вопрос, как они зарабатываются. Основная статья расходов храма — это, безусловно, выплата жалования его служащим. Вокруг среднего (райцентровского) храма их может кормиться до 25 человек (половина — оплачиваемый хор). Если сторожа и уборщицы в таком храме получают копейки, то священники, бухгалтер и хор — достаточно приличные деньги. Конечно, по официальной ведомости зарплата священника вряд ли превышает тысячу рублей, но в действительности речь идет о стабильно высоком заработке. Провинциальные хористы получают тысячи по полторы, бухгалтер не менее трех-четырех, а священник тысяч пять из кассы храма и еще столько же на выездных требах, которые проходят вне поля зрения приходского совета. В обычном сельском приходе ситуация, естественно, гораздо хуже. Прокормиться с него может только семья священника (и то не всегда), да иногда сторож или уборщица.

Вторая постоянная статья расходов прихода — мелкий ремонт храма. Третья (но только в крупных приходах) — расходы на содержание кухни, на которой кормятся постоянные работники храма. Все остальные траты непостоянны. Одни и те же облачения и утварь используются годами. Коммунальные услуги, как правило, не оплачиваются, налог в епархию перечисляется «по возможности» (что зависит в немалой степени от позиции архиерея и его секретаря). Крупные храмы, как правило, содержат какой-нибудь объект православной инфраструктуры (воскресную школу, благотворительную столовую) или помогают развиваться мелкому приходу, но это обычно не слишком обременительно: четыреста рублей в месяц на зарплату педагогу-энтузиасту или аналогичная сумма на закупку картошки и лука, чтобы подкормить три десятка бомжей. Самое главное, что расходование всех этих средств находится в полной зависимости от личной воли настоятеля храма (реже старосты).

По-прежнему большие суммы наличности копятся «на всякий случай». Оставшаяся с советских времен привычка иметь подобную «заначку» (причем зачастую в рублях) приводит к тому, что немалая часть накопленных средств сгорает в инфляции или похищается людьми из «ближнего круга» первого лица. Несколько лет назад в ходе подобной кражи из сейфа канцелярии митрополита Кишиневского и всея Молдовы было украдено помимо множества ювелирных украшений около 70 тысяч долларов.

Налоги

Наличные средства, проходящие через РПЦ, имеют две составляющие — легальную и теневую. Государство, естественно, хотело бы, чтобы теневая часть была как можно меньше, а с легальной бы платились положенные налоги.

В настоящее время РПЦ, как и все другие религиозные организации, пользуется рядом налоговых льгот. В частности, она освобождена от уплаты налога на прибыль и налога на пользователей автомобильных дорог со средств, полученных от культовой деятельности, производства и реализации предметов культа и предметов религиозного назначения, но должна платить эти налоги с предпринимательской деятельности. Приход не платит эти налоги с прибыли, которую он получает от продажи свечей, но должен платить с прибыли, которую он получает, например, от продажи хлеба из своей пекарни. Важно, что подобная льгота распространяется на подакцизные товары, используемые в священнодействии. То есть приходская лавка может, не платя налога, продавать золотые нательные кресты (и цепочки) и кагор, но должна платить налог за торговлю золотыми браслетами и, например, сухим вином. По налогу на добавленную стоимость (НДС) РПЦ имеет в настоящее время только одну реальную льготу. В случае если она заказывает посторонней организации реставрацию церкви, то тогда НДС не платится. Во всех остальных случаях налог взимается. От налога на имущество предприятий церковь освобождена полностью, а от земельного налога практически полностью. Земельный налог церковь выплачивает только в тех случаях, когда земля не передана для обслуживания культовых зданий. То есть монастырь, занимающий гектар, не платит этот налог и с тех трехсот гектаров пахотной земли (если они переданы монастырю), которые он использует для выращивания картошки. Таким образом, единственный налог, который уплачивается религиозными организациями в полном размере, — это единый социальный налог.

Но это теория, а на практике дело обстоит следующим образом. Те суммы, которые попадают в бухгалтерские книги прихода и с которых должны уплачиваться налоги государству и епархиальному управлению, по общему мнению церковных работников, не имеют никакого отношения к действительности. То же самое происходит на епархиальном уровне. Наличные деньги, которыми расплачиваются в церкви, проходят через свечной ящик, за которым обычно стоит жена священника или его доверенное лицо, а затем, к концу квартала, составляется баланс, в котором проставляются как правило заниженные цифры. Занижению подвергаются не только финансовые показатели, но и все данные, которые могут косвенно указывать на размер прибыли, полученной храмом. Например, за последние три года мне не удалось найти священника, который мог бы хотя бы приблизительно вспомнить число крещений, прошедших в храме с начала текущего года. И дело вовсе не в плохой памяти духовенства, просто официальные показатели работы храма одни, реальное количество крещений в храме — другое, а число крещений, которые провел лично священник (в том числе и на дому), — третье.

Боязнь того, что многочисленные источники доходов духовенства вылезут наружу и подвергнутся налогообложению, и стала подлинной причиной получившего широкую известность конфликта вокруг Индивидуальных налоговых номеров (ИНН), разыгравшегося в России в 1999–2001 годах. Достаточно широкое церковное движение за отмену ИНН охватило в первую очередь приходских священников, которых пришлось успокаивать церковным верхам, имеющим эксклюзивные отношения с налоговыми органами.

Отрасли церковной экономики

«Свечной ящик» — единственный вид «церковного магазина» в советское время — постепенно уходит в прошлое. Вместо десятка видов свечей, крестиков, нескольких бумажных иконок и книжек — а именно таков был ассортимент лет десять назад — свечные ящики теперь предлагают сотни наименований продукции. Более того, во многих крупных и средних храмах в дополнение к «свечным ящикам» открылись магазинчики — «церковные лавки», которые далеко вышли за рамки традиционного церковного ассортимента. Они предлагают не только привычный «товар», но и широкий выбор аудио- и видеокассет с православной тематикой, специальную одежду (от платков и юбок для женщин до крестильных комплектов для младенцев), пищу (мед, кагор, пищевые добавки, травы), гончарные, ювелирные и сувенирные изделия, паломнические путевки.

Для пополнения церковных лавок к настоящему времени в России, да и в других государствах СНГ, сложилась разветвленная инфраструктура.

Ее основу составляют заводы по производству церковной утвари и свечей. Самым известным из них является художественно-промышленное предприятие «Софрино», подчиняющееся непосредственно Московской Патриархии и руководимое бессменным Евгением Пархаевым. В 1996 году оборот у этого флагмана церковной экономики только по официальным данным был 24 млн долларов. С тех пор объем производства у предприятия только рос, в чем автор имел возможность убедиться в 1999 году в ходе обстоятельной экскурсии, организованной руководством предприятия.

Серьезную конкуренцию «Софрино» составляют еще как минимум три крупных предприятия (в Москве, Петербурге и Ташкенте), форму собственности которых, скажем так, определить сложно, и несколько десятков более мелких «свечных заводиков», разбросанных в провинции. Фактически в каждой крупной епархии есть «свой» формально не связанный с церковью заводик, поскольку это примитивное производство не требует особых инвестиций, но приносит стабильную и высокую прибыль. Помимо них существуют сотни мастерских и тысячи самодеятельных предпринимателей, которые занимаются пошивом облачений по индивидуальным заказам, пишут иконы и мастерят иконостасы, делают колокола и т. д.

Показательно в этом отношении православное книгоиздание, которое имело в 1999 году оборот не менее чем в 9 млн долларов, выпустив не менее 11 млн экземпляров литературы. Примерно половину рынка занимал такой монстр, как издательство Сретенского монастыря (Москва), а остальную продукцию выпускали десяток крупных и сотни мелких издательств.

Колоссальная сеть посредников связывает производителей с розницей («свечными ящиками»). В ней находится место и таким крупным центрам оптовой торговли, как Московское подворье Троице-Сергиевой лавры или Толгский монастырь (Ярославль), и современным коробейникам, которые, забив «товаром» грузовик, кочуют по отдаленным приходам[7].

Для «большой» экономики важен наметившийся во второй половине 1990-х годов рост производства продуктов питания (хлеб, вода, мед, травы, сыр, вино, чай) под «церковной» маркой. Практически в каждой области на прилавках продовольственных магазинов можно найти «церковную» или «монастырскую» воду и мед, в крупных городах — церковные пекарни. Как правило, производители позиционируют не только их моральные («церковные»), но и материальные («экологичность») признаки. Фактически на наших глазах создается сектор «чистой» пищевой продукции, реальная роль церкви в котором ясна не вполне. Учитывая успех подобного рода продуктов в европейских странах, вполне возможно, что в России кампания борьбы за «чистоту» пищи будет иметь очевидный «православный» привкус.

Финансирование центральных управленческих органов РПЦ

Отделы (министерства) Московской Патриархии формированием своего бюджета де-факто занимаются самостоятельно. Бюджеты этих отделов (в настоящее время их шесть) никогда публично не оглашались, и можно лишь строить догадки, откуда берутся средства на их существование. Наиболее известна скандальная деятельность Отдела внешних церковных сношений (ОВЦС), ввозившего в 1996–1997 годах под видом гуманитарной помощи сигареты на суммы в миллионы ЭКЮ.

ОВЦС контролирует и самую крупную коммерческую структуру, работающую в «большой экономике» и связанную с РПЦ, — группу компаний «Ника». Сначала «Ника» участвовала в сигаретном проекте, а затем вложила деньги в реальное производство — молочный завод в Рязанской области. Кроме того, через свою «дочку» «Авианику» компания имеет как минимум два самолета, которыми пользуется Патриарх и руководитель ОВЦС митрополит Кирилл (Гундяев) во время своих визитов. Общий бюджет Московской патриархии в последний раз раскрывался на Архиерейском соборе 1994 года (но как совокупный за 1992–1994 годы без учета инфляции)[8]. На соборе 1997 года он давался в относительных цифрах, а в 2000 году Патриарх в разделе своего доклада, посвященном бюджету, ограничился лишь несколькими цифрами, не дающими возможности даже примерно представить объем и структуру доходов и расходов Московской патриархии. Поэтому самыми свежими данными для нас являются сведения на начало 1997 года, из которых следует, что во второй половине 1990-х годов бюджет Московской патриархии формировался из доходов Художественно-промышленного предприятия РПЦ «Софрино» (около 20%), гостиничного комплекса «Даниловский» (около 20%), отчислений храмов г. Москвы (менее 10%), епархий (2,5–5%) и загадочных «пожертвований» (на 1994 год) или «управления временно свободными средствами» (на 1997 год), наполнявших не менее половины церковной казны[9].

Загадочные доходы были получены в виде дивидендов от деятельности нефтеэкспортера — компании МЭС (на 1994 год — 8,5% общероссийского нефтяного экспорта), где церкви в разные годы принадлежало 20–40% акций, а также от иного участия в деятельности «большой» экономики, подробности которого тщательно скрываются. После того как в 1998 году МЭС была фактически отлучена от «трубы», доходы Московской патриархии резко упали, что и был вынужден признать Патриарх на Архиерейском соборе 2000 года.[10]

Интересно, что другим фактическим учредителем МЭС было Управление делами президента, и доходы от экспорта нефти должны были пойти на реконструкцию Кремля. Общие интересы этого государственного холдинга и Московской Патриархии совпали еще в одном проекте — поиске и добыче алмазов в Ломоносовском месторождении в Архангельской области. Однако, приняв участие в этом проекте на его начальной стадии, в дальнейшем Патриархия вышла из проекта. Во всех этих проектах посредником между УД и Московской патриархией выступал председатель Международного промышленного банка Сергей Пугачев. А в апреле этого года структуры, связанные с Межпромбанком, выкупили телеканал «Московия», где за неприкрытую ксенофобию и коррупцию решили закрыть «Русский дом» — единственную на отечественном телевидении передачу, лично одобренную Патриархом.

Непосредственно с аппаратом Московской Патриархии связана целая сеть благотворительных фондов, которые одновременно занимаются коммерческой деятельностью: Фонд Патриарха Московского Алексия II (бывший Фонд примирения и согласия, руководимый Г. Сотниковой, который был связан с полукриминальными операциями с импортом и прославился попыткой монополизировать китайское направление на рынке грузовых авиаперевозок), группа организаций под руководством фонда «Святыни России» (руководитель Е. Шульгина), Фонд возрождения и сохранения традиций РПЦ (руководитель Н. Орешко), Фонд святого Андрея Первозванного и другие. Однако, по нашему мнению, эти организации скорее используют влияние Патриарха для решения собственных проблем, нежели реально пополняют бюджет Московской Патриархии.

С другой стороны, существует большая группа российских компаний, с руководителями которых Патриарх поддерживает личные отношения. К их числу относятся крупнейшие российские экспортеры: «Газпром», «ЛУКойл», «Норильский никель». Недаром, как упомянул Патриарх на последнем Архиерейском соборе, те 5% бюджета, что уходят на обслуживание аппарата, «формируются исключительно за счет целевых пожертвований юридических и физических лиц»[11]. В свою очередь крупные спонсоры могут рассчитывать на личное заступничество Патриарха в кризисных для них в политическом отношении ситуациях. Так, например, в 1999 году Патриарх публично поддержал Рэма Вяхирева в момент его «боданий» с администрацией президента за переизбрание в качестве главы «Газпрома».

Дополнительным, но тщательно скрываемым источником финансирования для аппарата Московской Патриархии являются «братская помощь» со стороны христианских организаций стран Запада и в первую очередь Германии. Времена, когда в страну поставлялась гуманитарная помощь на суммы в миллионы долларов, прошли, и Патриархия накопила богатый опыт работы в этой сфере. Однако и сейчас церковь получает по меньшей мере сотни тысяч долларов в год под программы реконструкции храмов и благотворительные проекты. Размеры и источники этого финансового потока составляют одну из главных тайн церкви.

Зоны пересечения с криминалом

Большую озабоченность у общественности и государственных чиновников вызывает возможность взаимодействия церкви с криминальными структурами. Подобная опасность действительно существует, и связана она с вовлеченностью отдельных церковных структур в широкомасштабные высокодоходные экспортно-импортные операции, которые, естественно, являются предметом особого вожделения бандитов.

В первую очередь это касается следующих сфер.

Ввоз в страну подакцизных товаров на льготных условиях. Это относится не только к табаку и спиртному (на чем церковные структуры были «пойманы за руку» в 1996–1997 годах), льготной растаможке (случай Г. Сотниковой в 1997–2000 годах), но и широкому списку товаров из Белоруссии.

Экспорт нефти и нефтепродуктов. При этом экспортом занимаются не только аппарат Московской Патриархии, но и епархиальные управления в регионах.

Квоты и экспорт на рыбу и морепродукты. В различные «рыбные» скандалы были замешаны как минимум двое митрополитов (Смоленский Кирилл (Гундяев) и Нижегородский Николай (Кутепов)), не говоря уж о десятках менее значимых фигур. Показателен в этом отношении случай с епископом Магаданским Анатолием (Аксеновым). В 1998 году его, одного из самых деловых священников Ярославской епархии, хиротонисали в сан епископа и послали в Магадан, где он развернул бурную деятельность, потребовав предоставить епархии квоты на вылов рыбы. Однако подобная активность показалась местным властям, видимо, чрезмерной, и менее чем через два года решением Священного Синода РПЦ его с понижением перевели в соседнюю Тюменскую епархию. Там он стал окормлять районы нефтедобычи.

Внутри страны интересы церкви и криминальных структур соединились на рынке нелегально произведенных золотых изделий, которые продаются через церковные лавки. Начиная с 1999 года подобные опасения неоднократно публично высказывали сотрудники правоохранительных органов на федеральном уровне, а за руку церковных коммерсантов ловили, например, в Рязани, Пскове и Челябинске.

Вполне возможно соединение усилий криминала и духовенства на достаточно доходном рынке производства и продажи продуктов питания, который сейчас, как говорилось выше, энергично осваивают околоцерковные коммерсанты.

Но самую серьезную опасность представляет возможность Церкви пропускать через себя огромные суммы денег (например на строительство и реконструкцию храмов), не предоставляя при этом никакой реальной отчетности государственным органам. Уже известны случаи игры церковных структур на финансовом рынке, в том числе в чужих интересах. В Нижегородской епархии, например, настоятель Печерского монастыря, принимавший участие в «оптимизации налоговых издержек» для местного предприятия через банковский счет обители, в итоге попросту исчез[12].

Перспективы

Перспективы экономики церкви в среднесрочной перспективе выглядят неплохо. Общий подъем экономики в стране позволяет говорить о росте доходов населения и компаний, часть которых, безусловно, попадет на «рынок ритуальных услуг». Диверсификация производства, увеличение ассортимента и улучшение качества производимой продукции в отраслях церковной экономики позволяют надеяться на увеличение в бюджете Церкви средств за счет производства товаров, рассчитанных не только на прихожан.

Все это даст возможность Церкви существовать, по крайней мере, не хуже, чем сейчас (с финансовой точки зрения).

Вопрос в другом: как можно улучшить финансовую ситуацию в церкви? Высшее духовенство РПЦ видит только один путь — переложить часть финансового бремени церкви на государство, мотивируя это тем, что церковь играет исключительно важную роль в сфере социального служения, т. е. помощи бедным и малоимущим. Однако в начале текущего года эта идея была с порога отвергнута экономическими советниками руководства страны, которые знают, что все «социальные» проекты церкви уже и так базируются на государственном финансировании, но при этом малоэффективны, маломощны и непрозрачны для любого контроля со стороны.

На наш взгляд, РПЦ вполне по силам найти «внутренние резервы» на свое дальнейшее развитие. Для этого в первую очередь необходимо улучшить, точнее, изменить, методы администрирования всех звеньев управленческой структуры, в частности разделить «зарабатывающие» и «тратящие» подразделения, вести реально работающую и прозрачную систему отчетности (и не только снизу вверх, но и наоборот), провести радикальную и показательную чистку от околоцерковных фаворитов и прилипал. Все вместе это означает отказ от «вотчинной» системы управления, которая остается живым реликтом XVII века.

Впрочем, внутри РПЦ господствует убеждение, что тогда-то для нее и было золотое время.

[1] Подробнее см.: Русская православная церковь и право: комментарий. М.: БЕК, 1999.
[2] Службы — это обряды, исполняемые по чьей-либо просьбе во время или после общей службы в храме, а требы —заказываемое кем-либо отдельное богослужение, которое может проходить как в храме, так и вне его стен.

[3] Использую терминологию Р. Пайпса (см.: Пайпс Р. Русская революция. М.: РОССПЭН, 1994. Т. 1).

[4] Сборник документов и материалов Юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. Москва, 13–16 августа 2000. Нижний Новгород, 2000. С. 20.

[5] Стандартная двухкилограммовая пачка свечей на внутрицерковном оптовом рынке стоит до 50 рублей. В пачке от 102 до 705 штук свечей (в зависимости от размера), которые продаются в храме в розницу по цене от 1 до 15 рублей. Наибольшая прибыль получается от продажи средних свечей, которых в пачке 300–400 штук и которые продаются за 5–7 рублей.

[6] Согласно официальной версии епархии, прибыль тратится на восстановление монастырей и храмов епархии, однако исследование, проведенное англо-американским православным журналистом Л.Юззелом в 1999 году, показало, что реконструкция памятников архитектуры в области проводится на средства местных властей. Журналисту не удалось найти в епархии ни одного получателя «водяных» денег, однако он обнаружил два новых шикарных кирпичных дома в престижном районе Костромы, в которых живет правящий архиерей.

[7] В справочнике «Православная Москва» помещена реклама девятнадцати магазинов, девяти издательств, шестнадцати мастерских, пяти паломнических служб. Хотя эта информация является в крайней степени неполной, она дает некоторое представление о соотношении отраслей московского православного бизнеса. См.: Православная Москва. Справочник действующих монастырей и храмов. М.: Изд-во Братства Святителя Тихона, 1999. С. 208–229.

[8] Архиерейский Собор РПЦ 29 ноября–2 декабря 1994 г. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1995. С. 22–23.

[9] Доклад Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II на Архиерейском Соборе РПЦ 18 февраля 1997 г. / Архиерейский Собор РПЦ. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1997. С. 65.

[10] Сборник документов и материалов Юбилейного Архиерейского собора Русской православной церкви. Москва, 13–16 августа 2000. Нижний Новгород, 2000. С. 20.

[11] Там же. С.21.

[12] См.: газета «Дело» (Нижний Новгород), 26.06 – 2.07 1998 года.

 

Сами подтверждаете, что это бред? Превосходно!
Оригинал статьи, которая там комментировалась:
<a class="postlink" href="http://kuraev.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=36&Itemid=38" onclick="window.open(this.href);return false;">http://kuraev.ru/index.php?option=com_c ... &Itemid=38</a>
На автора обратите внимание.

Так кто несёт бред, я или диакон Андрей Кураев?

Про знание Вами законов вообще молчу. Статья 219 НК РФ

И не надо пугать банхаммером. Выглядите не лучшим образом.

 

Церковь бизнес

Речь не о том ,что церковь не должна быть самоокупаемой, и тем более не приносить доход в бюджет.
Просто почему в нее идуть работать,что движет этими людьми?Случай с бумером наводит на мысль. что не совсем служение Богу,здесь больше служения себе.